1. Межкультурная коммуникация в эпоху глобализации

 

Повседневная практика межкультурного общения говорит и об изнаночной стороне культурно-языковой глобализации. Процесс глобализации характеризуется интенсивным ростом количества межкультурных встреч. Рост количества межкультурных встреч приводит к росту количества межкультурных коммуникативных неудач. Коммуникативные неудачи проливают свет на то, что 1) национальные (вербальные) языки насыщены культурно-специфическими особенностями больше ожидаемого, 2) они представляют собой органическое целое с мощными каналами невербальной коммуникации тех или иных языковых коллективов. Во время общения на глобальном языке-посреднике особенности национального общения подсознательно переносятся на акты коммуникации. От этого, вместо желаемого диалога культур, межкультурное общение порой превращается в „минное поле” коммуникативных неудач.

Приведем примеры с комментариями. Венгры и русские, говорящие на английском языке, в своих англоязычных высказываниях нередко употребляют английские кальки *Good appetite! *Thank you for the lunch! и т. п. формул венгерского / русского речевого этикета, ср. Jó étvágyat kívánok! Köszönöm az ebédet! Приятного аппетита! Спасибо за обед! и т. п. Языковые трансплантации такого рода могут вызвать в восприятии англоязычного партнера „чувство иностранного акцента”, что является признаком неадекватности этих высказываний. Причина коммуникативной неудачи ясна: отсутствие в английском речевом этикете эквивалентных речевых формул Jó étvágyat kívánok! Köszönöm az ebédet! Приятного аппетита! Спасибо за обед! Этим, однако, не исчерпана цепочка межкультурных коммуникативных неудач: отсутствие этих речевых формул в речи англоязычного парнера, в свою очередь, может вызвать у венгров и русских чувство недостатка, мол, „англичане / американцы невежливы”. Перед нами формула взаимного культурного недоразумения. Примером взаимного недоразумения (осуждения) в области бытового поведения является ситуация в смешанных браках, где жена русская: привычка русской жены мыть посуду, стирать и т. д. под струей воды раздражает мужа-иностранца (француза, англичанина, немца и др.), мол, жена не экономит воду. В этой же ситуации жена упрекает мужа в жадности (см. Сергеева 2005: 49).

Обыкновенные бытовые поступки также могут стать коммуникативными в глазах (неподготовленного) иностранца. Вахтерша многонационального общежития российского вуза однажды сказала: «Представители национальности N – самые грязные люди». На вопрос, чем она мотивирует свое мнение, она ответила: «Они у меня каждый день берут ключ от душевой.» «Суждение вахтерши основывается на силлогизме: «Человек моется, когда он грязный. → Представители национальности N часто моются. → Представители национальности N самые грязные». Видимо, повседневные поступки могут стать значащими на основе несовпадения менталитета двух культур. С позиций национального менталитета (в том числе и стереотипов и предрассудков) носитель данной лингвокультуры опознает привычный поступок иностранца как знак культуры. С этого момента срабатывают семиотические механизмы: на основе знака культуры носитель культуры „А” делает аксиологический вывод, дискредитирующийнациональные стереотипы. культуру „Б”. Показательно, что подобные выводы обычно не сообщаются партнеру. Они могут надолго сохраниться, и, распространившись, перейти в

 

2. Коммуникативные конфликты как индикаторы межкультурных контрастов

Коммуниканты действуют в соответствии со своими национальными нормами вербально-невербального поведения, которые как правило не совпадают полностью с нормами иностранного партнера. Симптоматично, что контрасты между этими нормами всплывают на поверхность лишь в результате коммуникативных неудач.
Подобные говорящие поступки рассматриваются нами как противоположность речевых актов (см. Лендваи 2007). Если речевые акты равноценны поступкам, то говорящие поступки равноценны высказываниям. Общее между ними в том, что при выполнении речевого акта говорящий не осознает, что он осущестляет поступок, в случае же говорящих поступков коммуникант не осознает, что он передает информацию.
В настоящее время еще нет научного описания «конфликтных» сигналов между отдельными лингвокультурами, национальными системами вербально- невербальной коммуникации. Задача сравнительной лингвокультурологии – раскрыть причины и закономерности межкультурных коммуникативных конфликтов, создать компаративное описание попытаемся изложить эскизы компаративного описания лингвокультур. Предполагаем, что параметры культуры, разработанные Э. Холлом, Г. Хофстеде, Ф. Тромпенаарсом и др., могут послужить каркасом грамматики лингвокультуры. лингвокультур. Ниже

 

3. Параметры грамматики лингвокультуры

Параметры, рассмотренные ниже, разработаны на базе корпоративных культур, поэтому полагаем, что каркас грамматики лингвокультуры еще недостроен. Для продолжения работы необходимо дальнейшее компаративное изучение национальных лингвокультур, например, в области деятельности дипломатических миссий, иностранного туризма, иммиграции, стажировки студентов и аспирантов в зарубежных вузах и других форм межкультурного контактирования.

Параметры грамматики лингвокультуры есть законы, регулирующие коммуникативным поведением, которые определяют сферы и способы действия семиотического инвентаря языкового общества. Приведем пример. Представители других лингвокультур нередко характеризуют русских людей так: „русские часто перебивают собеседника, легко вмешваются в разговор, любят давать советы, критиковать, спорить, могут задавать личные вопросы, позволяют себе сделать замечанияконтролируют свои эмоции, в процессе общения оказывают воздействие на собеседника, не всегда благодарят и извиняются, резко прекращают разговор и т. д.” (Зиновьева, Юрков 2009: 197). окружающим, навязывают свое мнение другим, не

Если отвлечься от некоторых преувеличений, перед нами реальная характеристика коммуникативного поведения русской языковой личности во время обмена мыслями. Вспомним слова Р. Якобсона: языки различаются прежде всего не тем, чтó они способны выражать, а тем, чтó они „привыкли” выражать по своему узусу. Так, для 'перебивания собеседника' в каждой лингвокультуре даны средства выражения, однако в разных лингвокультурах они используются в разной степени. Получается, что русский коммуникант обильно использует эти конструкции, а, допустим, англичанин или американец – нет. Следовательно, в этом отношении в русской лингвокультуре действует закон аффективности, а в анлосаксонских лингвокультурах – закон нейтральности. В сферу действия закона аффективности попадают еще конструкции русского языка, осуществляющие речевые акты 'вмешиваться в разговор', 'критиковать', 'спорить', 'сделать замечания окружающим', 'не контролировать свои эмоции', 'резко прекращать разговор'. Конструкции же, выражающие речевые действия 'давать советы', 'задавать личные вопросы', 'навязывать свое мнение другим', 'оказывать воздействие на собеседника' прямо или косвенно попадают в сферы действия закона коллективизма и закона большой дистанции власти.

3.1. Контекст: сильный / слабый (параметр Э. Холла)

Под контекстом понимаются компоненты невербальной коммунникации („silent language”), которые дополняют, видоизменяют, заменяют вербальные сообщения и вступают с ними синергетическое взаимодействие. В англо-саксонских, скандинавских и германских лингвокультурах ведущая роль принадлежит вербальному языку: смысл сообщения, как правило, тождественен с буквальным значением высказывания. Это считается признаком слабого контекста. В азиатских, арабских, средиземноморских и восточно-европейских лингвокультурах, наоборот, налицо сильный контекст. В них велика роль невербальных факторов, традиций, обычаев, интуиций, ритуалов, коммуникативного поведения, кинем, а также образных, иносказательных конструкций вербального языка. Хотя по-разному, но в русской и венгерской культурах преобладает сильный контекст.

«Для западных людей характерно вербально-логическое, а для русских – образное, интуитивное мышление. (…) Западный человек... слышит только то, что было сказано, не пытаясь домыслить услышанное. У русского же сначала работает воображение и интуиция, а уже потом воля и ум. Русский человек более многослоен, у него развита способность понимать подтекст сказанного, отношение говорящего, его тайные замыслы и пр.” (Сергеева 2005: 139) Необходимо отметить, что в рамках одной и той же лингвокультуры могут наблюдаться как индивидуальные, так и групповые различия. Например, среди интеллигенции наблюдается более слабый контекст, чем среди малообразованных людей. Также примечательно, что интуитивное мышление и чувство подтекста обычно более характерны для женщин, нежели для мужчин.

3.2. Время: моноактивное / полиактивное (параметр Э. Холла); долговременная / кратковременная ориентация (параметр Г. Хофстеде); направленность в прошлое / настоящее / будущее: уважение к прошлому и предкам / предпочтение настоящему и будущему. (параметр Ф. Тромпенаарса и соавт.)

В моноактивных культурах (Западная Европа, Скандинавия, Северная Америка) высоко оценивается роль времени, поэтому характерно, что в одно время выполняется всего лишь один вид деятельности. Ориентация в этих культурах является долговременной. В связи с качествами долговременная ориентация, выносливость, прилежание, терпение людей в достижении намеченых целей, см. английские пословицы Time is money, He who is everywhere is nowhere, If you chase two rabbits, you will not chatch either one, It is always darkest before the dawn. В полиактивных же культурах характерной является возможность в одно время выполнять несколько видов деятельности. Роль времени в этих лингвокультурах уступает роли традиций и личных отношений. Русская и венгерская культуры занимают промежуточное положение между моноактивным и полиактивным типами.

Западные и северные культуры предпочтение отдают настоящему и будущему. «Русский человек более способен обсуждать пройденный путь, чем строить планы на будущее» (Сергеева 2005: 184). «В обществе укоренилась привычка (…) пренебрежительно относиться к соблюдению распорядка рабочего дня: опоздать на работу, уйти раньше положенного времени, растянуть обеденный перерыв ...” (там же, 186). Частично это характерно и для Венгрии.

3.3. Пространство: большая / небольшая индивидуальная дистанция (параметр Э. Холла)

Данный закон учитывает размер личного «пространственного пузыря» коммуникантов, разговаривающих стоя. В южных и восточных лингвокультурах личный пузырь, как правило, меньше, а в западных и северных – больше. В отношении индивидуальной дистанции во время диалога для русских характерно расстояние 60-120 см между партнерами (Hidasi 2007: 182) , что считается немногим больше среднего расстояния. „При ходьбе, езде в транспорте, сидении в общественном месте русский человек не боится прикосновения корпусом. Вынужденное прикосновение корпусом мужчины к женщине не рассматривается как приставание к ней и не является таковым” (Зиновьева, Юрков 2009: 195). Венгры в этом плане проявляют меньше толерантности.

3.4. Дистанция власти: большая / средняя / небольшая (параметр Г. Хофстеде)

Каждая культура характеризуется тем, какова в ней степень социального неравенства. „По мнению аналитиков большинство россиян представляют себе модель современного общества в виде пирамиды, в основании которой население страны, сверху – политическая и экономическая элита страны ...” (Сергеева 2005: 167). Признаками большой дистанции власти являются культ власти или личности, вера в доброго царя, в справедливого лидера страны и др. Таковыми считаются и расхожие высказывания типа Начальник всегда прав, Я начальник, ты – дурак, ты начальник, я – дурак, За инициативу наказывают и др. В этом отношениии также симптоматично, какова роль того или иного жанра речи в данной культуре. Например, наблюдается обратная пропорция в плане демократии и политических анекдотов: при малоразвитой демократии или ее отсутствии развита система политических анекдотов, и наоборот, ср. Lendvai 2000. В Швеции, например, практически нет политических анекдотов. Таким образом русская культура характеризуется большой, венгерская – средней, а шведская, голландская, США – небольной дистанцией власти.

3.5. Индивидуализм / коллективизм: высокая / низкая степень индивидуализма / коллективизма (параметр Г. Хофстеде)

Этот параметр показывает насколько характерны для данной культуры личные или групповые ценности. В российском менталитете несомненно налицо архетип коллективизма. Об этом свидетельствуют события русского быта и черты характера русского человека: веселье, застолье, хлебосольство, тосты. В русской среде „рюмку (...) принято пить до дна, но только в том случае, если был произнесен отличный и эмоциональный тост, идею которого вы полностью поддерживаете. Выпивая рюмку до дна после такого тоста, вы как бы ему „аплодируете”. Такая традиция – знак солидарности, духа товарищества, доверия за столом” (Сергеева 2005: 69). У русских людей есть привычка или даже традиция «поговорить по душам», т. е. долго и откровенно говорить с хорошим знакомым, утешать его в случае нужды, давать ему советы. Все это – признаки коллективизма. Лексические единицы, устойчивые фразы, пословицы типа самоварничать, чувство локтя, быть как все, В тесноте, да не в обиде, Не красна изба углами, а красна пирогами, Один в поле не воин, Доброе братство дороже богатства, Ум хорошо, но два лучше и др. по своей коннотации тяготеют к духу коллективизма. В то же время, поговорить по душам и жаловаться (последнее характерно для венгров) на Западе считаются признаками дурного поведения. Западный идивидуализм уважает privacy, неприкосновенность личной сферы, см. пословицы An Englishman’s home is his castle, My house is my castle. Примеры индивидуальности: Every man for himself, Every man is the architecht of his own fortune, God helps those who help themselves, A public hall is never swept. Новый капитализм и в России привел к ломке традиционного архетипа. Появились новые русские с многими признаками индивидуализма. О борьбе старого коллективизма и нового индивидуализма свидетельствуют многочисленные анекдоты, высмеивающие новых русских. В венгерском менталитете исторически заложен индивидуализм, который часто оказывается сильнее коллективизма.

„Русские по сравнению с американцами и другими группами выделяются своим страстным желанием стать членами некоторого коллектива, их отличает чувство коллективизма, принадлежности к определенному сообществу, а также теплота и экспрессивная эмоциональность человеческих взаимоотношений”. „Русские по природе своей добросердечны, но чрезвычайно зависимы от устоявшихся социальнызх привязанностей; они лабильны, нерациональны, сильны, но вместе с тем недисциплинированы и испытывают потребность подчиняться некоему авторитету” (Вежбицкая 1997: 34-35).

„Американцы выдвигают на передний план автономность и общественное одобрение, тогда как русские редко оставляют заметки о своих личных достижениях. От своего окружения русские ждут и часто требуют моральных оценокпретерпевая неудачу в каком-либо предприятии, отклоняясь от общепринятых этикетных норм или сознавая свою неспособность нести определенные социальные обязанности. Русские более глубоко стыдятся нечестных поступков, предательства или нелояльности” (Вежбицкая 1997: 37). (лояльности, уважения, искренности). Американцев же больше интересует, нравятся ли они другим или нет. Американцы испытывают гораздо большее беспокойство,

3.6. Маскулинность / фемининность: высокая / низкая степень маскулинности /фемининности (параметр Г. Хофстеде)

В маскулинных культурах, согласно менталитету, функции между представителями двух полов, например, между супругами, последовательно разделены по признаку мужское дело / женское дело. Маскулинность как признак менталитета распространена в лингвокультурах сильного контекста. Наиболее типичным представителем маскулинности среди мужчин является мачо (исп. macho – 'самец'), деревенский мужчина с мужланским характером. Согласно менталитету многих россиян позорно, если мужчина занимается «немужским» делом, например, стиркой, уборкой квартиры, приготовлением пищи и др. О таком мужщине говорят, он «под каблуком», значит подкаблучник. Аналогичное можно сказать о традиционном венгерском менталитете.

3.7. Избегание неопределенности: высокая / низкая степень избегания неопределенности (параметр Г. Хофстеде)

Параметр избегания неопределенности показывает, насколько представители тех или иных культур подготовлены к новым, порой неожиданным, непредвиденным обстоятельствам: к неоднозначным ситуациям, новшествам, конкуренции, риску, плюрализму. Данные показывают, что в России люди не любят конкуренцию. Только 10 % населения смогли приспособиться к новым условиям. Характерны ответы респондентов, „Не люблю рисковать. Не люблю нервничать. (см. Сергеева 2005: 223) Исключениями являются представители предпринимательства, новые русские и те миллионы, которые разъехались по всему миру (например, в Германии проживают сотни тысяч русских иммигрантов). В отношении Венгрии специалисты считают, что рабочие люди недостаточно мобильны, например, они не готовы переехать жить в другие города ради высокооплачиваемой работы. Такому выводу противоречит, что десятки тысяч венгров нашли временную или постоянную работу в Великобратании, Германии, Ирландии, Норвегии и других государсвах. Значит, люди могут расставаться со своими прежними привычками, если они в этом сильно заинтересованы.

3.8. Универсализм / партикуляризм: высокая / низкая степень универсализма / партикуляризма (параметр Ф. Тромпенаарса и соавт.)

Для стран слабого контекста характерно, что люди отдают предпочтение общим правилам, законам, нормам, веря в важной роли универсализма. В странах же сильного контекста господствует партикуляризм, согласно которому люди поступают выборочно: они готовы игнорировать принципы, законы, нормы в зависимости от своих личных интересов, предпочтения связей, человеческих отношений. Начиная с коррупции, вплоть до политических выборов, в Венгрии и России это имеет много проявлений.

3.9. Достигнутое / предопределенное: предпочтение достигнутых результатов индивида / предпочтение существующего порядка в обществе (параметр Ф. Тромпенаарса и соавт.)

В странах слабого контекста и индивидуализма высоко оцениваются личные успехи и приобретенные знания. Отсюда уверенность в себе, целеустремленность, оптимизм у американцев. В странах же сильного контекста, наоборот, высоко оцениваются существующие традиции, нормы, ранги, титулы. Что касается архетипов, для русской и венгерской культуры характерна предопределенность, однако, намечаются тенденции к параметру достигнутого.

3.10. Нейтральность/ аффективность: холодное, прагматичное / эмоциональное отношение к окружающему миру. (параметр Ф. Тромпенаарса и соавт.)

В культурах слабого контекста в поведении людей превалирует нейтральность, прагматизм, так как в борьбе за существование именно они оказываются полезными. Культуры же сильного контекста характеризуются аффективностью, эмоциональностью. Сюда относятся как русская, так и венгерская культуры.

 

 

4. Выводы

Основным законом лингвокультуры нами считается закон контекста, который распросраняется на все остальные. Наблюдается общая закономерность: культуры слабого контекста (Западная Европа, Скандинавия, Северная Америка, Австралия, Новая Зеландия и др.) тяготеют к законам моноактивности, долговремености, большой индивидуальной дистанции, небольшой дистанции власти, индивидуализма, фемининности, толерантности к неопределенности, универсализма, нейтральности, специфичности и направленности в будущее. Лингвокультуры же сильного контекста (Азии, Африки, Средиземноморского побережья, Средней и Южной Америки, Балканского полуострова, Восточной Европы и др.) тяготеют к законам полиактивности, кратковременности, небольшого индивидуального пузыря, большой дистанции власти, коллективизма, маскулинности, нетолерантности к неопределенности, партикуларизма, аффективности, диффузности, внутреннего отношения к природе и направленности в прошлое.

На фоне культурного разнообразия в глобальном мире намечается сближение лингвокультур сильного и слабого контекстов. Данный процесс можно назвать и тенденцией к унификации, ибо лингвокультуры сильного контекста в известной мере уподобляются лингвокультурам слабого контекста. Существует русская пословица Не в деньгах счастье, однако «все больше россиян сейчас признают, что «богатым буть не зазорно», и даже наоборот: все чаще деньги в России становятся мерилом успеха в жизни» (Сергеева 2005: 253). Об эйфорическом желании американизироваться свидетельствует прилив англоязычной лексики в состав русского языка (см. Костомаров 1993). Также характерно, что многие россияне, в особенности представители молодого поколения, отказываются от своего отчества и просят иностранцев использовать только их имя и фамилию (Hidasi 2007: 177).

Исследователям, преподавателям и студентам иностранных языков рекомендуется попарное сопоставительное описание двух конкретных лингвокультур на базе конкретных межкультурных событий. При этом стоит избегать поспешных выводов и категоричных суждений о тех или иных лингвокультурах. Вместо этого целесообразно сделать вероятностные заключения. Законы лингвокультур носят относительный характер. Показательно, например, что в компарации лингвокультуры США или Канады с лингвокультурой Франции, контекст в последней оказывается более сильной.

ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ

 

 

акт коммуникации	közlési aktus
бытовой поступок	köznapi cselekvés, tett
восприятие	megértés, felfogás
взаимное недоразумение	kölcsönös félreértés
всплывать на поверхность	felszínre jut
говорящий поступок	kommunikatív cselekvés
знак культуры	kulturális jel
калька	tükörszó
коммуникативная неудача	közlési, kommunikációs kudarc
межкультурное общение	kultúraközi, interkulturális kommunikáció
менталитет	gondolkodásmód, mentalitás
„минное поле”	aknamező (átv.)
мотивировать свое мнение	indokolja véleményét
национальный стереотип	nemzeti sztereotípia
невербальная коммуникация	nonverbális, nem-verbális kommunikáció
процесс глобализации	globalizációs folyamat
речевой акт	beszédaktus
силлогизм	szillogizmus
смешанный брак	vegyes házasság
упрекаеть кого-н. в жадности	irigységgel vádol vkit
формула речевого этикета	beszédetikett kifejezés
языковая личность	a beszélő egyén
язык-посредник	közvetítő nyelv

 

 

Развитие профессиональной речи по теме

„Грамматика лингвокультуры”

1. Переведите венгерский текст на русский язык.
2. Обсудите перевод по-русски.

Az interkulturális kudarcok hatékony megelőzése érdekében figyelembe kell vennünk a verbális és nonverbális csatorna néhány lényegi különbségét. 1. A nonverbális csatorna mintegy kétszer annyi információt közvetít, mint a verbális csatorna, tehát a kutatás és oktatás súlypontját a nonverbális közlés irányába kell elmozdítani. 2. Szemben a főleg kognitív (logikai, racionális) üzeneteket közvetítő verbális kóddal, a nonverbális kód pragmatikai (érzelmi, értékelő) tartalmakat továbbít. Utóbbival különösen értően kell tehát bánnunk, mert a pragmatikai hiba károsíthatja a beszélő ethoszát, aláásva ezzel a partneri kapcsolatokat. 3. Míg a verbális kommunikáció majdnem mindig tudatos, addig a nonverbális üzenetközvetítés (pl. gesztusok, mimika) rendszerint tudatalatti (automatizált, ösztönös) üzemmódban működik. Tekintve, hogy a beszélő igazából nincs tudatában, mit cselekszik, ezért az esetleges „hibát” sem észleli. A saját kultúrára épülő nonverbális eszköztárak partnerre gyakorolt hatása tehát általában nem tudatosul a beszélőben. A beszélő a saját normarendszerét ab ovo evidensnek, kizárólagosnak tekinti, így a saját normához való tudatalatti kötődés komoly félreértés, ellentét forrása lehet. Hasonló okok miatt a beszélő specifikus nonverbális jeleit a partner vagy tévesen dekódolja, vagy képtelen dekódolni. Ilyenkor a kommunikatív viselkedést rendszerint a normasértés zökkenti ki tudatalatti állapotából, amit a partner szankcióval büntet. Az amerikai mosolyt az európai beszélő 'képmutatónak' minősíti, mert az európai mosoly jelentés-skálája ('vidámság + öröm + boldogság') rövidebb az amerikaiénál ('vidámság + öröm + boldogság + pozitív beállítódás + barátságos attitűd'). A maga részéről az amerikai fél ezt a többlet-funkciót hiányolja az európaiaknál, ezért 'barátságtalannak' minősíti a magyar, orosz stb. beszélőket. A kölcsönös félreértés kölcsönös diszkreditációhoz vezet.

Предлагаемые слова и выражения: межкультурные неудачи, вербальный / невербальный канал, центр тяжести, в противоположность чему-н., подрывать / подорвать что-н., сознательный / подсознательный, осознавать / осознать что-н., воздействие на кого-н., источник недоразумения, коммуникативное поведение, нарушение нормы, семантическая шкала, взаимное недоразумение.

Слова и выражения, используемые во время обсуждения

Автор выражает свое мнение о том, что...; В тексте пишется о том, что...; Автор утверждает, что...; По мнению автора...; В тексте изложена точка зрения о том, что...; По-моему / по моему мнению, точка зрения автора справедлива / не справедлива в том отношении, что...; Это бесспорно / не требует (особых) доказательств.; Само собой разумеется, что...; Можно / нельзя (полностью) согласиться с тем, что...; Я разделяю / не разделяю мнение автора о том, что...; На мой взгляд, это так / не так / не совсем так. Наши точки зрения частично / полностю совпадают / расходятся. Это обстоятельство имеет свои положительные и отрицательные стороны. С точки зрения практики это полезно / обосновано. Такая практика имеет под собой прочные фундаменты. Что касается теории, автор выражает принципиально новый взглад.

3. Прочитайте и обсудите русский текст.
4. Переведите русский текст на венгерский язык.

Журналист Д. Крылов на заре своей журналистской карьеры (1990) брал интервью у известного амаериканского телеведущего Ларри Кинга и в конце интервью спросил своего собеседника: „Скажите, а сколько Вы зарабатываете?” Надо было видеть коммуникативный шок американца! „Сколько я зарабатываю? Вы хотите знать, сколько я зарабатываю?” – равстерянно повторял он, а наш журналист, как ни в чем не бывало, не подозревая, что у американца, как и многих других народов, переспрос в таких случаях означает, что вопрос ему неприятен, подтвердил свой вопрос: „Да, сколько Вы получаете?” Американец крайне растерялся и засмеялся нервным смехом: „О, сколько я зарабатываю... Ну, я много зарабатываю... Очень много... Больше, чем мне нужно...” И тут он стал оправдываться перед Д. Крыловым, стал говорить, что и за меньшую зарплату он бы так же хорошо работал, что ему нравится его работа. Тут Д. Крылов решил завершить интервью. Американец на прощание пожал ему руку, и продолжая улыбаться, невпопад сказал: „О, сколько я получаю...Вопрос о моей зарплате мне еще никто в моей жизни не задавал...” Российский журналист так и оставил своего собеседника растерянно улыбающимся и крайне смущенным, нарушив важнейшее правило американского коммуникативного поведения – табу на вопрос о размере личных доходов.” (Прохоров, Сернин 2007: 13)